В апреле 2014 года мне исполнилось 90. Конечно, теперь я не такой, каким был когда-то в молодости. А был я обыкновенным парнишкой, родился в Петергофском районе Ленинграда. Папа – слесарь, мама – медицинская сестра. Учился я неплохо, у хороших учителей, занимался спортом и в 1939 году даже установил рекорд Ленинграда по прыжкам в длину для мальчиков 14-15 лет. Но вся эта безоблачная жизнь была прервана нападением гитлеровской Германии на Советский Союз. И пошёл я на войну в 17, добровольно записавшись в Петергофский истребительный батальон. Из 1418 дней войны больше половины я провёл на Ленинградском фронте. В сентябре 1941 года принял первый бой под Стрельной, после которого наш истребительный батальон, потерявший более 100 человек, был отведён в Ораниенбаум. Перед этим маршем мне удалось забежать домой. Мама сварила последнюю курицу, которой мы и поужинали. Отец всё время молчал, а когда прощались, произнёс единственную фразу: «Не попадай в плен». Мама заплакала и прокричала:
— Когда тебя опять отпустят?
— Завтра, — ответил я, закрывая наружную дверь.
Когда-то Булат Окуджава написал песенку с такими словами:
Война нас гнула и косила,
Пришёл конец и ей самой.
Четыре года мать без сына,
Четыре года мать без сына.
Бери шинель, пошли домой…
Мои четыре фронтовых года растянулись до пяти лет. Первый послевоенный отпуск я получил в 1946 году. Побывал в Петергофе, нашёл на площади Жертв революции пустырь вместо своего дома. Сожжён был и весь Петергоф, ценности его фашисты разграбили и даже позолоченную громадную фигуру Самсона из Большого каскада фонтанов украли. Потом пришлось ехать в Латвию, куда моих родителей враги продали как рабочую силу. В небольшом городишке Весите Екабпилского уезда нашёл барак, на втором этаже которого жили мои родители. Было 12 часов ночи. Я постучал в широкую одностворчатую дверь и услышал вопрос:
— Кто там?
От этого голоса мой чемодан упал на пол, а руки обхватили родные плечи мамы. Комната была большая, без мебели. Пока я обнимался с отцом, мама нашла серую бумажку и подала мне. Я развернул её и прочёл:
— Ваш сын, Соболев Олег Дмитриевич, пал смертью храбрых такого-то февраля 1944 года в бою с гитлеровскими захватчиками и похоронен на кладбище у деревни Кадака Эстонской ССР, ряд 2-ой, могила №28.
Я взглянул на маму и подумал, что эта похоронка стала одной из причин маминой седины — её чёрные мягкие волосы стали белыми.
Был такой случай на 3-м Белорусском фронте. Наша рота в лесной полосе попала под ураганный огонь артиллерии и миномётов. Этот налёт продолжался не менее получаса. Наши бойцы видели, как я прыгнул в одиночный окоп, и туда через пару минут попала пудовая мина. В воронке на дне остался лоскуток гимнастёрки, но не моей, а другого бойца. Я успел сменить позицию и заметил, как в окоп прыгнул другой боец, тело которого просто исчезло. Я получил контузию и два месяца находился в медсанбате, до восстановления потерянного слуха. За это время из моей роты и была отправлена похоронка.
О многих боевых эпизодах, особенно происходивших на Ленинградском фронте, я рассказал 27 января на встрече со студентами трёх Душанбинских вузов, а затем 4 марта на заседании круглого стола с участием учёных, историков, политологов. Эти встречи были организованы Представительством Российского Фонда «Института Евразийских Исследований» в Таджикистане в партнёрстве с Российским центром науки и культуры «Россотрудничества» в связи с 70-летием полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады. Я рассказывал, как наш истребительный батальон нёс охранную службу в Ораниенбауме, как от голода стал дистрофиком и заболел цингой, как меня подлечили в батальоне выздоравливающих, и как, достигнув 18-ти лет, я был призван в действующую армию. Тогда я стал бойцом 50-й Отдельной стрелковой бригады морской пехоты. Ораниенбаумский пятачок, протянувшийся по фронту на65 километрови в глубину на 20, защищал главную базу Балтийского флота Кронштадт и находившиеся там корабли. Важнейшее значение Ораниенбаумского пятачка в борьбе за город на Неве я показал в книге «Под Ленинградом в дни блокады», которую написал в 2013 году.
Фронтовику рассказать о войне нетрудно. Только начни – воспоминания потянут один эпизод за другим. И опять начнёшь переживать: всякого насмотрелись. Конечно, у генерала свои наблюдения, у солдата – свои.
…Грохот взрывов, треск пехотного оружия, дым, пыль, кровь… А тебе всего семнадцать лет и кроме школьных уроков, маминой ласки, спортивных соревнований, да танцев на школьных вечерах, за спиной – ничего, а впереди – фронт, потеря друзей, а ещё впереди 900-дневная Ленинградская блокада.
Весной 41-го Гитлер заявлял, что «задачи Германии в отношении СССР состоят в том, чтобы разбить вооружённые силы, уничтожить государство… Речь идёт о борьбе на уничтожение… Война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке жестокость является благом для будущего». Это из истории.
Выполнение гитлеровцами плана «Барбаросса» должно было обеспечить быстрое и полное достижение поставленных фюрером целей – путём блицкрига, то есть молниеносной войны за 6-9 недель. Наверное, самому Гитлеру и его генералам казалось, что всё так и будет. Ведь существовал «стальной» союз фашистских государств, подмявших под себя многие страны.
В последнее время вопросы об истоках и причинах войны, предшествовавших ей событиях, особенно активно обсуждаются и по-разному трактуются историками многих стран. Мы знаем, что были допущены просчёты и ошибки как в военной, так и в политической, пропагандистской сферах. Не будь их, мы не потеряли бы так много людей, и гитлеровцы не смогли бы нанести нашей стране такой огромный ущерб.
Вот некоторые цифры, которые теперь почему-то нередко выпадают из общей логики рассуждений. На захваченной врагом территории СССР 1710 городов было разрушено и разграблено гитлеровцами. Они сожгли более 70 тысяч сёл и деревень. Уничтожили 32 тысячи промышленных предприятий, разрушили 65 тысяч километров железнодорожных путей, разграбили более 100 тысяч колхозов и совхозов.
На свящённую битву против врага, за честь и независимость своей Родины поднялись все народы многонационального Советского Союза. Прожив в Таджикистане большую часть своей жизни, я собрал немало материалов о вкладе таджикского народа в борьбу, которая велась ради общей Победы.
С первых дней войны десятки тысяч верных сынов Родины настойчиво требовали отправить их добровольцами на фронт. К 1942 году в республике от добровольцев было получено около 6000 заявлений. К началу войны в Таджикистане находилась прославленная ещё на фронтах гражданской войны 20-я Краснознамённая ордена Ленина кавалерийская дивизия. Уже осенью 41-го она включилась в действующую армию и приняла первые бои под Москвой. Другие части, сформированные в Таджикистане, храбро сражались под Ленинградом, на Украине, в Белоруссии, на Кавказе, участвовали в освобождении стран Европы от фашистов. И главная им награда – наша память…
Моя память хранит немало эпизодов, участником которых я был на Ленинградском, 3-ем Белорусском и 1-ом Украинском фронтах. В одном своём стихотворении, посвящённом дню Победы, я писал:
…Много в трудах и немало в заботах
Мы пребываем теперь, дорогая.
Только я помню морскую пехоту, —
Нету труднее переднего края…
Много смертей боевых товарищей, разрушенных и сожжённых городов и сёл видел я, как и каждый фронтовик. Но наиболее ярко вспоминается мне молниеносный рейд наших армий от Берлина на Прагу. Тогда чехословацкой столице угрожала крупная группировка немцев под руководством генерала Шернера. Фашисты имели ввиду расправу над восставшей Прагой, после чего они хотели уйти на запад и сдаться американцам. Наши армии лишили их этой возможности. Наш 183-й Отдельный истребительный противотанковый дивизион вошёл в ликующую Прагу вместе с длинной колонной других частей Красной армии. День был особый – 9-е мая! Площади и улицы чехословацкой столицы были заполнены празднично наряженными жителями. Море цветов, красных флажков, звуки музыки и песен. Стоило колонне остановиться, как каждую машину окружали весёлые люди. Они выкрикивали приветствия, отовсюду звучало: «Наздар, добре дошли!». Запылённым, потным солдатам люди бросали пачки сигарет и папирос, пирожки и шоколадки, звали в гости…
Радость общей победы над гитлеровской Германией и радость пражан слились в один грандиозный праздник. Салют Победы автоматными очередями в небо бойцы нашего дивизиона дали вечером в деревне Червеневец, что в 72-х километрах от Праги. Деревня большая, а жители её приняли нас как родных. На площади поставили празднично накрытые столы, и пошёл пир до вечера, а потом всех солдат и офицеров люди разобрали по своим домам на ночлег, но, конечно, часовых мы выставили, война приучила бдительности.
Всем нам, пожалуй, снился салют Победы, но наяву я его не видел. В нашем противотанковом дивизионе один старшина, читая письмо из дома, вдруг выдал: «Назову-ка я сына Салютом. Жена сына мне родила и просит совета, какое имя ему дать. Салют! Пусть всю жизнь помнит, в какой час родился!»
Умно сказал старшина. Да только давно это было. За тем поколением, появившимся в 45-м, уже выросли новые поколения. И я хочу, чтобы они о той войне и победе, о том, как она досталась, знали не со слов новоявленных «историков», которые представляют её теперь как непрерывную цепь поражений, трагических ошибок и преступлений, с лёгкостью в писаниях принижая роль полководцев, офицеров и солдат. Я хочу, чтобы новое поколение прислушивалось к тем, кто эту историю писал собственной кровью.
Участник ВОВ, Ленинградский блокадник
Олег Соболев
