Алексей Макаркин: «На грани катастрофы оказался весь модернистский образованный слой Афганистана»

0

Месяц назад я исходил из того, что талибам (запрещенным в России, но принимаемым российскими дипломатами – как, впрочем, и американскими, и китайскими) вряд ли удастся быстро занять значимые провинциальные центры Афганистана.

Сейчас это произошло – официальная афганская власть в Кандагаре, Герате, Газни, Кундузе, Кабуле, Джелалабаде, Мазари-Шарифе сбежала в несколько дней. И остается наблюдать за той трагедией, которая происходит на наших глазах. Для возвращения утраченных территорий сил нет. Американцы могут бомбить талибов, но проблема этим не решается (долго сидеть на штыках трудно), а бомбящие рано или поздно обязательно разнесут или мечеть, или школу, или свадьбу.

Война в Афганистане – это не Великая Отечественная – там воюют, а рядом продолжается жизнь, которую люди хотят сохранить как можно более привычной. И информационная катастрофа гарантирована. Талибы пожертвовали несколькими тысячами своих адептов и несколькими десятками командиров разного уровня – и расшатали конструкцию, которая, как выяснилось, после ухода американцев держалась на нескольких тысячах измотанных непрерывными боями, метавшихся из провинции в провинцию и пытавшихся залатать одну дыру за другой спецназовцев. И на нескольких десятках летчиков, которых талибы стали отстреливать на земле, у их собственных домов. По логике, этого не должно было произойти с учетом как сотен тысяч вооруженных силовиков, да еще местных ополченцев. И отсутствия у талибов поддержки какой-либо из крупнейших держав (Северный Вьетнам опирался на помощь СССР и Китая).

Можно, конечно, валить все на всемогущую Пакистанскую межведомственную разведку, но преувеличение ее роли напоминает теории о том, что германский Генштаб привел к власти большевиков, а австро-венгерский придумал Украину. Трагизм современной ситуации в Афганистане заключается в том, что на грани катастрофы оказался весь модернистский образованный слой страны. Он был куда меньше по численности в 1978 году, когда после Саурской революции раскололся на просоветскую и прозападную часть.

Первая делала карьеры, вторая выбрала эмиграцию – внутреннюю или все чаще внешнюю. После краха Наджибуллы в 1992-м многие просоветские бежали из страны, а прозападные не вернулись из-за вспыхнувшей гражданской войны между моджахедами. К тому времени, когда в Кабул в 1996-м вошли талибы, этот слой в стране предельно истончился, старое размежевание стало терять актуальность. А Афганистан стал напоминать гипотетическую Россию, где в гражданской войне победили тогдашние отнюдь не травоядные «зеленые», и Коковцов, Милюков и Бухарин обсуждают в Париже, что будет дальше со сдуревшей страной.

Потом талибы зарвались, приютив и не сдав бен Ладена – и их легко разнесли американцы. Эмигранты в основном вернулись, за два десятилетия подрос новый, куда более массовый слой людей, ориентированных на ценности современного мира, который к тому же стал глобальным. И если талибы научились произносить слово «амнистия», то это не означает, что они стали более умеренными. И этот модернистский слой с ними совершенно несовместим вне зависимости от особенностей конкретных людей, входящих в него (их политических, религиозных, культурных предпочтений).

Что же случилось? Невежественная деревня пошла против просвещенного города? Но сторонников талибов немало и в городах. Афганцы, как часто бывало в истории, восстали против иностранцев? Раздражение в отношении американцев в Афганистане присутствует – как и во всем мире – но сводить дело только к этому было бы неверно. Верующие против неверующих? Но если доктор Наджиб, ставший президентом Наджибуллой, выглядел в мечети совершенно неорганично, но нынешние афганские лидеры – верующие мусульмане, некоторые из них воевали еще против Советской армии под лозунгом джихада. Только очень ангажированный человек назовет американскими марионетками местных варлордов, десятилетиями бывших на войне и обросших мощными клиентелами. Чем-то напоминающих китайских милитаристов времен гражданских войн – сильных, властных, коррумпированных, прекрасных тактиков и плохих стратегов (кстати, в современном Китае оценки деятельности некоторых из них меняются – Чжан Цзолинь, например, выглядит вполне разумным правителем подвластной ему территории, а не японской марионеткой, что было явно несправедливо).

Вот тут может заключаться и наиболее вероятный ответ на вопрос, что произошло. Трумэну ставили в вину потерю Китая в 1949-м, Байден сейчас может потерять Афганистан. Причины – плохое управление и несправедливый суд, имеющие своим основанием коррупцию и помноженные на дефицит легитимности. Ни одни президентские выборы в Афганистане не были действительно легитимными, признанными обществом — на этом фоне действительно затоскуешь о монархии.

Чан Кайши был куда более волевым лидером, чем Карзай или Ашраф Гани. Он лично не был стяжателем и придерживался конфуцианской этики. В условиях, когда ему пришлось начинать почти с чистого листа, он позднее добился впечатляющего успеха на Тайване. Но в условиях материкового Китая, с трудом выходившего под его руководством из многолетней войны, которую вели провинциальные милитаристы, у него не хватило сил создать конструкцию, которая была бы дееспособной на долгосрочную перспективу. И даже роль национального лидера антияпонского сопротивления ему не помогла, так как оказалась не эксклюзивной – рядом был крестьянский лидер Мао Цзэдун, также поднявший знамя борьбы с внешним врагом. А еще отстаивавший идеи справедливости и равенства, борьбы с коррупцией и подлинной крестьянской демократии. И вооруженный при этом единственно верным учением, которое тогда было на подъеме.

Американцы в 2001-м в Афганистане отказались от ставки на традиционную легитимность, на которую там исторически использовали англичане – с переменным успехом (если ошибиться, то можно было потерять не только военную миссию, но и целую дивизию, а конкретный неудачливый игрок мог в прямом смысле потерять голову, как Макнотен), но в конечном счете решая свои задачи.

И Дустмухаммед, и Абдуррахман, и Надир-шах были очень трудными партнерами, но, в конечном счете, совместимыми с приоритетами империи. В Китае, кстати, традиционная легитимность была невозможна из-за маньчжурского характера династии Цин – ее использовали в своей локальной игре японцы, конструируя Маньчжоу-Го во главе с последним цинским императором. Зато о такой легитимности смог позаботиться в Камбодже умный помещичий сын Хун Сен, побывавший и крестьянским командиром, и провьетнамским чиновником – и наконец ставший фактическим правителем страны, князем (самдеком) при Его Величестве Нородоме Сиамони, в прошлом профессиональном танцоре (легитимность бывает и такой).

Интересно, что во время арабской весны ни одна монархия не рухнула – вне зависимости от личностных качеств монархов.иТрадиционная легитимность сильно дискредитировала себя в ХХ веке — от Вьетнама до Ирака. Но она же показала свою эффективность, к примеру, в Иордании. Различные кейсы отличаются друг от друга — но в результате в Афганистане американцы решили строить президентско-парламентскую республику (а в Ираке — парламентско-президентскую).Но при этом в Афганистане не оказалось местной силы, которая бы обладала бы авторитетом среди населения и на символическом уровне была бы способна скреплять многосоставную страну. С которой связывалась бы хотя бы надежда на хорошее управление и справедливый суд – и прецеденты последнего, связанные с обузданием своеволия варлордов. Которая в традиционном обществе представлена королем, судящим под дубом, как святой Людовик.

Бывший король Захир Шах получил пустой почетный титул «отца нации». Карзай, согласованный американцами как запасной кандидат в лидеры (главным был Абдул Хак, когда-то вроде бы сбивший советский самолет и прославившийся на весь мир – талибы его поймали и казнили), происходит из племени попользай, принадлежавших к одному союзу с Мухаммадзай, к которым относились все афганские правители от Доста до Дауда, исключая самозванца Бачаи Сакао (Дауд был не королем, а президентом и всего лишь королевским двоюродным братом, но легитимность и легитимизм – разные понятия; и Дауд был для афганцев прежде всего сардаром из Мухаммадзай, а уже потом президентом).

Попользай когда-то правили Афганистаном – еще до Доста – но об этом не помнили даже старики, потому что это закат правления династии из Попользай пришелся на времена, когда в далекой северной стране воевали с Бонапартом и готовили восстание декабристов. Ашраф Гани же – пуштун-гильзай, то есть даже не родственник Мухаммадзай. Как и Тараки, и Амин, и Наджибулла. Технократ, подобранный для того, чтобы обуздать коррупцию варлордов, но не преуспевший в этом безнадежном деле. Он потеснил варлордлов (эту политику начал еще Карзай), но только ослабил властную конструкцию, потому что адекватной замены не было.

В этой ситуации роль высшего авторитета вместо местного короля играла внешняя сила – американцы. И талибы не решались наступать, пока высший арбитр оставался в стране, пусть и в виде небольшого контингента войск.А потом арбитр ушел – потому что перенапрягся. Уйти хотел еще Обама (не смог), потом Трамп (почти смог, но не успел). Байден мог отложить уход на пару лет, но это ничего бы не изменило, зато сказалось бы на промежуточных выборах 2022 года — так что уход был неизбежен. Но при этом арбитр ушел плохо – не так, как СССР в 1989-м, уходивший с развернутыми знаменами и торжественными церемониями. А как тать в нощи — соответствии с рекомендациями специалистов не по внешней политике и психологии афганцев, а по безопасности. С пониманием того, что если на торжественной церемонии в толпу затесается смертник, то все американские медиа будут рассказывать о погибших почем зря соотечественниках, которых дома ждали семьи – и это стало бы имиджевой катастрофой.

В результате уход был идеально быстрым и бескровным – но позорным для традиционного менталитета, где большое значение отводится ритуалам. После этого произошла катастрофа – в стране образовался вакуум авторитета. И его занимают сельские мужики, которые, как солдаты Мао, хотят справедливости. В виде не коммунистической утопии, а шариатских судов с быстрым судопроизводством и неотвратимым наказанием. И куда менее коррумпированной администрации, пусть и суровой, и архаичной. И эти мужики реально угрожают не просто слою, поднявшемуся при американцах – но всему процессу афганской модернизации, восходившему еще к Аманулле из рода Мухаммадзай. И монархическая легитимность как подвид традиционной, несовместима с теократической, к которой апеллируют талибы. Причем, в отличие от Китая, где у Мао были локальные цели – и он был своего рода преемником Чжу Юаньчжана, мужицкого императора, основавшего династию Мин — талибы рассматривают занятую ими территорию как набор вилаятов, которых можно умножать до бесконечности. И это уже представляет реальную опасность для Центральной Азии.

На фото – правители Афганистана из племени Мухаммадзай, от Доста до Дауда.

Алексей Макаркин, эксперт, профессор факультета социальных наук в Высшая школа экономики

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь