Подавляющая часть международных усилий по помощи жертвам землетрясения сосредоточена в Турции, тогда как в соседней Сирии — острая нехватка всего: от спасательной техники до медикаментов. Корреспонденту Би-би-си Квентину Соммервиллю удалось проехать на север страны в провинцию Идлиб. Ниже перевод его репортажа, оригинал можно прочитать здесь.
Автор: BBC Русская служба
Палатки, стоящие на границе Турции и Сирии, почти соприкасаются со стеной, которая разделяет обе страны.
Те, кто живет в них на сирийской стороне, возможно, покинули свои дома в результате гражданской войны, идущей вот уже более десяти лет. Хотя не исключено, что некоторые из них лишились крыши над головой после землетрясения. В Сирии бедствия накладываются друг на друга.
Землетрясение, которому безразличны границы, ударило по обеим странам. Но спасатели и гуманитарная помощь вынуждены тормозить перед контрольно-пропускными пунктами. На юге Турции тысячи спасателей с тяжелой техникой, врачи, медработники и специально обученные собаки продолжают искать выживших. Но в части северо-западной Сирии, по прежнему удерживаемой оппозицией, ничего этого нет.
Я только что пересек границу после четырехдневного пребывания в турецком городе Антакья. Там операция по спасению уцелевших и расчистке завалов сопровождаются настоящей какофонией звуков: ночь напролет воют сирены скорой помощи, ревут моторы десятков землеройных машин, раздирающих бетон 24 часа в сутки. А среди оливковых рощ в городке Бсания в сирийской провинции Идлиб в основном царит тишина.
Дома, стоявшие в этой приграничной зоне, были построены совсем недавно. Теперь более сотни из них просто исчезли, превратившись в груды мусора и призрачную белую пыль, которая летает над полями. Пробираясь по белым руинам, я замечаю брешь в том, что еще недавно было стеной. Внутри видна прекрасно сохранившаяся ванная комната, отделанная розовой плиткой.
Землетрясение поглотило дом Абу Алы и унесло жизни его обоих детей.
«Спальня была там, это мой дом», — говорит он, указывая на груду обломков. «Тут мы спали с женой и дочерью. Ее звали Вала, ей было 15 лет. Она спала на краю комнаты, ближе к балкону. Бульдозер раскопал обломки, я сумел найти ее и похоронил».
Им с женой удалось выбраться — в полной темноте они цеплялись за оливковые деревья, пока склон холма, на котором стоял их дом, сотрясали подземные толчки.
Сирийские силы гражданской обороны, действующие в контролируемых оппозицией районах, так называемые «Белые каски», сделали все, что могли, разгребая завалы кирками и ломами. Эти спасатели получают финансирование от правительства Великобритании, но у них нет современного оборудования.
Абу Ала рассказывает, как он искал своего пропавшего 13-летнего сына, не выдерживает и начинает плакать: «Мы продолжали копать до вечера следующего дня. Дай Бог сил этим людям. Они прошли через ад, чтобы выкопать моего мальчика».
Он похоронил сына рядом с его сестрой.
В Бсании у них было не так уж много, но она была их домом. До землетрясения на этом месте стояло небольшое поселение с рядом многоквартирных домов с балконами, выходящими на турецкую границу. Абу Ала говорит, что все жили дружно: «У нас были хорошие соседи, это были хорошие люди. Теперь их уже нет».
Глубоко религиозный человек, теперь он потерял все. «Что мне делать? — спрашивает он. — Нет ни палаток, ни помощи, ничего. Ничего у нас нет, кроме милости божьей, и никакой помощи мы до сих пор не получили. Мне остается только бродить по улицам».
Перед нашим отъездом, он спрашивает меня, есть ли у меня палатка. Но нам нечего ему дать.
Я иду на встречу с «Белыми касками», ожидая застать их за поиском уцелевших. Но уже слишком поздно. Исмаил аль-Абдулла потерял терпение, дожидаясь помощи, устал, как он говорит, от пренебрежения мира к сирийскому народу. Он говорит, что у международного сообщества руки в крови.
«Мы перестали искать выживших через 120 часов, — говорит он. — Мы изо всех сил старались спасти наших людей, но не смогли. Нас никто не услышал».
«С самого первого часа мы призывали действовать немедленно, умоляли о срочной помощи. Никто не откликался. Нам просто говорили: «Мы с вами», и больше ничего. А мы все повторяли, что нам нужно оборудование. Никто не ответил».
За исключением нескольких испанских врачей, в эту часть Сирии не прибыла ни одна международная группа помощи. Этот небольшой анклав, находящийся под защитой Турции, по-прежнему сопротивляется правлению Башара Асада. Его контролирует исламистская группировка «Хайят Тахрир аш-Шам», которая ранее была связана с «Аль-Каидой» (обе организации признаны в России террористическими и запрещены). Позднее группировка эти связи разорвала, но большинство правительств не поддерживают с нею никаких отношений. Во все время нашего пребывания в Сирии нас сопровождали вооруженные люди, которые не хотели, чтобы их снимали, и стояли поодаль, пока мы с кем-то разговаривали.
За 10 лет гражданская война в Сирии зашла в полный тупик. 1,7 млн человек, живущих в этом районе, продолжают выступать против правления президента Асада. Большинство из них жили во временных лагерях и недавно построенных домах. Некоторым из них пришлось неоднократно переезжать. Поэтому можно сказать, что жизнь тут была очень тяжелой еще до землетрясения.
Международная помощь, доходящая до этой части Сирии, ничтожна. Многие жертвы землетрясения были доставлены в больницу «Баб аль-Хава», которую поддерживает Сирийско-американское медицинское общество. По словам хирурга доктора Фарука аль-Омара, сразу после катастрофы в больницу были доставлены 350 человек, на которых у них был только один УЗИ-сканер.
Когда я спрашиваю его о международной помощи, он качает головой и смеется. «Мы перестали о ней говорить Мы так много о ней просили, но ничего не произошло. Нам и в обычной ситуации не хватает персонала, а теперь представьте, каково это после такого землетрясения!» — говорит он.
В конце коридора в инкубаторе лежит крошечный младенец. Голова Мохаммада Гайята Раджаба в синяках и повязках, а его маленькая грудь вздымается и опускается под действием респиратора. Врачи не уверены, но считают, что ему около трех месяцев. И отец, и мать мальчика погибли во время землетрясения. Сосед нашел его плачущим на развалинах его бывшего дома.
Международное сообщество неоднократно бросало сирийский народ на произвол судьбы. Люди, с которыми я встречался, говорят, что привыкли к тому, что их игнорируют. И все-таки их переполняет гнев, что помощи нет — и не предвидится.
В городе Харим Фадель Гадаб потерял тетю и двоюродную сестру.
«Как это может быть, что ООН прислала всего каких-то 14 грузовиков помощи?» — говорит он. — Мы здесь вообще ничего не получили. Люди оказались на улице».
В Сирию стало поступать больше помощи, но ненамного; ее слишком мало, да и приходит она слишком поздно.
В Хариме нет иностранных спасателей и завалы разбирают сами жители, в том числе и дети. Мужчина и двое мальчиков пытаются поднять самые тяжелые куски с помощью автомобильного домкрата. Они аккуратно собирают корм для животных на расстеленное одеяло. Жизнь в Сирии имеет точно такую же ценность, как везде, но потерять ее здесь намного легче.
День подходит к концу, и мне пора обратно в Турцию. Я пересекаю границу и вскоре оказываюсь в пробке из машин скорой помощи и строительной техники, буквально застреваю в потоке национальной и международной помощи.
На мой телефон тут же приходит сообщение от турецкого спасателя, в котором говорится, что его команда нашла женщину живой после того, как она 132 часа провела под развалинами своего дома. Позади меня, в Сирии, после наступления темноты, нет ничего, кроме тишины.
