С 24 июня, дня мятежа ЧВК «Вагнер», менее чем за две недели российский рубль потерял к доллару и евро около 6%. За последние полгода российский рубль просел еще более значительно: за 6 месяцев доллар, евро и юань подорожали к рублю на 28%, 31% и 24,5% соответственно.
Некоторые аналитики ждут дальнейшего падения курса рубля в июле и августе. В частности, в банке UniCredit считают, что неясность будущего России после военного бунта, который стал самой серьезной угрозой режиму Владимира Путина за 23 года его правления, будет и дальше давить на рубль.
Действительно ли мятеж Пригожина мог обвалить рубль? И кому выгодно падение российской валюты? Об этом в эфире Настоящего Времени рассказал экономист Николай Кульбака.
– Давайте обсудим, почему никто как будто бы не обращает внимания на курс? Год назад через некоторое время после 24 февраля, когда доллар стоил 100 рублей, все об этом говорили, люди бежали в банкоматы. Сейчас доллар в банках можно купить за 100, евро за 106 рублей, но никого это, кажется, не волнует. Почему?
– Во-первых, потому что скорость падения рубля намного меньше в этот раз, чем год назад. Вторая причина – в том, что число людей, которые пользуются долларами и евро, в России резко сократилось. Потому что люди стали меньше ездить за границу, люди стали меньше пользоваться какими-то зарубежными счетами. Поэтому ничего удивительного в этом нет, что для большинства людей в стране это осталось незамеченным.
– Верны ли оценки, что мятеж Пригожина обвалил рубль за последние полторы недели? Вы согласны с этим?
– И да, и нет. Это был спусковой крючок для того, чтобы курс несколько скакнул. А, во-вторых, есть фундаментальные причины, по которым курс меняется. И эти фундаментальные причины, конечно, связаны прежде всего с соотношением экспорта и импорта в России. Поэтому здесь удивляться этому не приходится, и большинство аналитиков поэтому и прогнозируют дальнейшую динамику, исходя из того, как ведут себя в России экспорт, импорт и отток капитала.
– Вы сказали, что мятеж Пригожина стал спусковым крючком. А почему? Как это работает с точки зрения экономики?
– Очень просто. Дело в том, что пригожинский мятеж увеличил общие риски внутри экономики. То есть просто-напросто до его начала никто не думал, что может такое произойти: вероятность такого события была близка к нулю. Сейчас понятно, что это – не нулевая вероятность. И естественно, что при оценке будущих доходов во все программы и планы, инвестиционные, аналитические, экономические, уже вносится вероятность существования подобного сценария.
Я не скажу, что вероятность его повторения очень высока, но то, что она ненулевая, уже способствует тому, что риски возросли.
– А можно проводить какие-то исторические аналогии: в каких странах военный переворот сейчас считается потенциальной угрозой экономике, с точки зрения банковских работников?
– У нас половина Африки страдает от военных переворотов. Но дело в том, что Россию с этим очень сложно сравнивать, потому что Россия – уникальная страна, у нее очень сильная монетарная политика, очень сильная монетарная власть. Дело в том, что в большинстве стран мира, где случаются военные перевороты, монетарные власти достаточно странно себя ведут, как правило. Там бывают и инфляции, там бывают и резкие скачки курсов валют, и многое другое. В России монетарные власти ведут себя практически безупречно с условием тех шоков, которые на них идут.
– Если оценивать именно экономические процессы, год назад ЦБ удалось стабилизировать курс рубля, сделать так, что он не улетел в космос. Сейчас у ЦБ есть эти способы еще раз сделать так, чтобы курс рубля держался в каком-то коридоре 70-90?
– Давайте начнем с того, что в России достаточно много игроков, которым выгоден низкий курс рубля. Это прежде всего правительство и все распределители бюджета, потому что чем дешевле рубль, тем легче наполнить бюджет за счет поступающих из-за границы денег. В условиях растущего дефицита выгодно снижать курс рубля. Это первая вещь.
Вторая вещь заключается в том, что такой дешевый рубль выгоден российским экспортерам, которые поставляют за границу нефть, металлы, газ, уголь и многие другие вещи.
– Но если говорить про европейский рынок, то нефть и газ уже не поставляют.
– Европейский рынок – нет. Но количественно объем поставок нефти со стороны России изменился мало. Объемы поставок газа в натуральном выражении снизились. А вот объемы поставок нефти если и снизились, то незначительно. Я не говорю о поступлении денег – я говорю о количественном значении. Поэтому им выгодно, чтобы российский рубль девальвировался.
– То есть российский Минфин сейчас, условно, таким образом наполняет бюджет?
– Да, абсолютно верно.
– А до какого предела? Где эта сумма курса рубля, например, к доллару, до которой они смогут опускать курс?
– Это сложный вопрос. На курс рубля влияет огромное количество факторов. Скорее всего, будет продолжаться медленная динамика, то есть сильных скачков не будет.
Но, понимаете, когда мы с вами начинаем говорить об экономике, мы забываем о том, что у нас, кроме экономики, есть еще политическая система, есть военная система, есть другие вещи. И если говорить о возможных вызовах, то они придут точно не из экономики. Экономика достаточно спокойна, пока справляется с теми шоками, которые есть. Да, не без проблем, да, мы видим сравнительно небольшую для таких проблем инфляцию, да, мы видим девальвацию, да, мы видим рост дефицита бюджета, да, снижаются доходы населения, но это все пока не очень критично. И если не будет каких-то политических шоков, то все будет так медленно плавно двигаться в сторону ухудшения, но не очень заметно. Поэтому все остальное будет зависеть только от того, будут ли какие-то другие внешние шоки. Но, как мы видим, они могут быть и предсказать их практически невозможно.
– Правильно ли я понимаю, что пока экономические процессы, которые происходят в России, не способны экономически остановить войну?
– Нет, не способны.
