Всё будет хорошо…

Часть первая

                                                                                     Питерский памирец

Несколько лет  назад я приехал в Санкт-Петербург на заработки. Родом я из  далёкого горного кишлака Дарморахт, находящегося  в более чем 2000 метрах над  уровнем моря среди красивых ущелий высочайших памирских гор. Называли меня в Санкт-Петербурге каким-то неприятным и непонятным для меня словом «гастарбайтер». Я был мастером своего дела и всегда находил работу – строил дачи.  Люди в Питере очень похожи на моих соотечественников, они были приветливыми и добродушными, удивлялись моему правильному русскому языку, а особенно — моему имени. Мне работалось и жилось нормально, главное, мои внучата были довольны, денег на жизнь им  теперь хватало. Я называл себя «питерским памирцем». И постоянно вспоминал строки из любимого Хайяма:

Меняем реки, страны, города.

Иные двери. Новые года.

А никуда нам от себя не деться,

а если деться — только в никуда…

Этим летом в России было жарко, горели леса, многие люди  переезжали на дачи. Меня все соседи уже хорошо знали… Говорят же «нет худа без добра», это точно. В тот день я упал в обморок, очнулся в больнице – это дачники сразу вызвали «скорую» и меня привезли в больницу. Здесь меня оформляли как обычно — имя, фамилия, национальность. Медсестра, заполняя историю болезни, не удержалась: «Ну и фамилия, застрелиться можно. А имя…» И улыбнулась.  Когда я сказал, что я памирец, врач меня переспросил: «А есть такая национальность?» Я ответил — да…

Через несколько минут, после всех процедур, меня повезли в операционную, и ко мне подошёл врач в марлевой повязке на лице. На таджикском языке он спросил меня:

– Хубед, падарджони помирии ман? — Как чувствуете себя, отец мой из Памира? Сперва я испугался, но его добрые глаза вселили в меня уверенность, и я ответил:

— Писарам, бад не. – Не так уж плохо, сын мой.

Он успокоил меня, сказав, что всё будет хорошо и, засыпая под наркозом, я знал, что так и будет. Пришёл в себя я уже поздно вечером. Оказывается, у меня был аппендицит, и уже начался перитонит. Операция продолжалась ровно 6 часов. Я был слаб. Придя в себя, первое, что я увидел рядом – глаза врача, который меня успокаивал перед операцией. Врач был без повязки, и у меня сильно защемило сердце. Как он был похож на моего младшего сына! Только глаза миндалевидные, а так — вылитый мой сын, такой же высокий и красивый.

— Ну как, — спросил меня доктор.

Я ответил: «Живой, слава Богу». Он пощупал мой пульс, попросил медсестру быть рядом и выполнить все назначения, попрощался и сказал, что будет здесь всю ночь — поменялся с коллегой и остался на дежурство. Позже я узнал, что он это сделал из-за меня.

Я долго  не мог заснуть от боли, и доктор часто заходил в палату, делал назначения и уходил, наконец я заснул, а утром мне стало легче. Я был очень слаб, с утра в палату на обход вместе с моим врачом пришёл профессор. Он сказал, что только Фарходу (так звали моего доктора) он доверяет такие сложные операции, и что всё будет хорошо. Мы улыбнулись, я знал, почему, и рассказал историю моего имени: у моего отца Шовалишоева Кадамшо сразу после женитьбы родилась всего одна девочка, а затем каждый год рождались мальчики, но почему-то, прожив немного, умирали.

Горю отца не было предела, все говорили, что причина тому — родственный брак. Отцу — потомственному строителю из очень известного рода  хотелось передать своё мастерство по наследству, и он очень переживал. Родился я, и отец долго не давал мне имени — боялся. В тот год из Ленинградского университета в наше селение на практику приехали студенты – они учились на факультете востоковедения и занимались памирскими языками. Среди них был очень красивый студент, сам он был из Душанбе, а учился в Питере, все однокурсники называли его Петровичем (теперь  он известный в стране учёный-востоковед).  Он был весёлым парнем. Студенты ходили по домам и записывали местный фольклор, интересные рассказы жителей кишлака. Когда они заглянули к нам, отец рассказал свою грустную историю. Петрович с обычной весёлостью предложил помочь назвать меня самым лучшим именем, с которым я буду жить долго. Узнав, что деда звали Шовалишо, отца звали Кадамшо, он предложил назвать меня Хорошо. И объяснил: «хоро» – это гранит, «шо» – это царь, пусть здоровье будет крепким, как гранит. Мой отец, который не знал русского, поспешил в контору, где выписали мою метрику. Позже, узнав как  с русского переводится это слово, он радовался ещё больше, ведь я жил на радость всем и был таким крепышом! Вот так  я стал Шовалишоевым Хорошо Кадамшоевичем. Профессор долго смеялся и сказал: «Значит, всё будет хорошо».

Когда вышел профессор, Фарход сказал, что должен уйти, скоро у него защита, сегодня необходимо сдать последние бумаги. Но  меня придёт  проведать его друг, завтра он остаётся на ночь дежурить, и мы ещё поговорим.

Таджикский армяни

Когда пришёл ко мне друг Фархода, он весело представился на чисто таджикском южном диалекте:

 – Ман Хачик, тоджики армани ай чигари Кулов.  —  Я — Хачик, таджикский армянин из печёнки Куляба (настоящий кулябец). Мы засмеялись так громко, что испугали медсестру, пришедшую сделать мне укол.

— Ну что, ещё один потомок Авиценны, больно? — спросила она, делая укол. – И добавила: «Здесь все Фархода так называют».

Хачик сказал ей, что Фарход настоящий и достойный потомок Авиценны, а мы все рядом. Когда мы остались одни, я спросил Хачика, откуда у него такое знание таджикского диалекта, и он рассказал мне интересную историю о своей жизни в Таджикистане.

…Родители Хачатура  приехали на всесоюзную стройку – возведение Нурекской ГЭС. Жили в таджикском селении, русских школ в той местности ещё не было, и он до 5 класса учился  в таджикской, все друзья были местные ребята, вот он и стал говорить на диалекте. Потом отца его пригласили работать в главк, и они переехали в  самый лучший город на земле — Душанбе.

– Вот так я стал таджикским армянином, — сказал он с гордостью. И спросил меня, почему я назвался при поступлении памирцем.

— На это есть свои причины, — ответил я грустно и отвёл глаза. Поняв, что  я не хочу говорить об этом,  Хачатур рассказал свою историю.

В начале 90-х в Душанбе начались волнения. Почему-то подняли армянский вопрос, якобы городские власти все квартиры отдают армянам. Где-то начались погромы. Семья его  жила на первом этаже многоэтажного дома. Все жители, а в основном это были таджики, встали на их защиту. В этом доме жил Фарход с родителями и тремя братьями. Их семьи очень подружились.

Хачатур  был музыкантом, играл на старинном армянском инструменте — дудуке и ещё на кларнете, он заразил Фархода и  его братьев страстью к музыке, и они все стали заниматься. Позже они создали ансамбль, пользовались популярностью в городе и их с удовольствием приглашали на торжественные мероприятия. Для Фархода и его братьев это было хобби.

 В годы гражданской войны они держались вместе, друг друга поддерживали, как могли, они стали одной семьёй.

В те неспокойные дни  один с виду солидный мужчина приехал на внедорожнике  и попросил взять инструменты и обслужить его семейное торжество. Они — молодые и неопытные парни — согласились и, не предупредив  родителей, решили хорошо подзаработать, им было обещано  много   денег. Повезли их куда-то в горы. Поначалу всё было нормально, но позже… Как они остались живы, один Бог знает.

Через неделю они узнали о смерти  известного исполнителя Кароматулло, которого также с группой увезли на свадьбу. Никто  не вернулся…

У нас говорят:  «Друзья – отражение друг друга. Какой же у тебя прекрасный друг, мой врач Фарход».  Он ушёл, а я ещё долго думал – в те годы всем было нелегко, я был не один в своих испытаниях…

Утром следующего дня ко мне пришёл мой врач, я стал его благодарить, он скромно ответил, что это его работа, и что благодарить надо не его, а дачников, если бы ни они, вряд ли бы я остался жив и прочитал строки из Хайяма:

Чем за общее счастье без толку страдать,

          — Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.

           Лучше друга к себе привязать добротою,

           Чем от пут человечество освобождать. 

Я также поблагодарил его за такого хорошего друга и сказал, что тёплая беседа с Хачатуром  лучше лекарств помогла мне  справиться с болью. Доктор обещал после  операции придти  ко мне. Я его ждал.

Часть вторая

ПОТОМОК АВИЦЕННЫ

Вечером, как и обещал, Фарход с сияющим лицом зашёл в палату, и только глаза выдавали усталость.  Сегодня он дежурил. Закончив все дела, он удобно расположился у моей кровати и стал слушать мой грустный рассказ…

…У меня было самое лучшее детство, отец во мне души не чаял, учил всем тонкостям своего ремесла. Когда я закончил школу, был уже мастером своего дела, но отец  посоветовал мне поступить в политехнический университет, высшее образование – обязательно!  — Это точно — осторожно перебил меня Фарход,- ведь не зря говорят, что на Памире и пастухи с высшим образованием. – Да – улыбнулся я.

…Я поехал в столицу и поступил на строительный факультет. Через 5 лет я вернулся квалифицированным специалистом. Сколько мы с отцом построили домов! Я женился и у меня первой родилась девочка, потом два сына. Дети быстро выросли, дочка уехала учиться в Душанбе, была отличницей, говорила на иностранном языке, как на родном. Она полюбила  однокурсника и вышла за него замуж. Мы с женой не разрешили ей выходить за него, ведь он не памирец! Но она не послушалась и, обидевшись уехала далеко учительницей сельской школы. Я тоже обиделся. Выросли сыновья, старший уехал учиться, потом второй.  Началась перестройка. Много «новых таджиков» стали строить себе большие дома, особенно в столице, и сыновья звали меня к себе, чтобы на каникулах мы  вместе строили. Старший закончил, женился, работы было много, мы хорошо зарабатывали, и когда ему на работе выделили участок земли на окраине города, мы начали строить там свой красивый памирский  дом. Место было не из лучших, под землёй проходили дренажные воды, но мы же потомственные строители! построили хороший дом. Оставались лишь отделочные работы. Я мечтал, что найду свою дочку и привезу её с семьёй в этот дом, мы простим друг друга и будем жить как раньше – все вместе. Но судьба распорядилась по-другому…

…Началась  война. В тот год мы задержались в Душанбе, сыновья хотели быстрее достроить дом. Я не знал, какое горе меня ждёт. Неподалёку от нашего нового дома, ближе к холмам был кишлак Теппаи самарканди, где обосновался один из самых опасных бандитов, которого за жестокость называли Гитлером. В одну из своих ночных вылазок он ворвался к моим сыновьям и потребовал идти к нему в банду. Сыновья отказались и он их расстрелял…

Фарход не мог сдержать слёз… Он молчал, было видно, как он переживает, а у меня даже и слёз не осталось, всё выплакал.

…Жена, не выдержав таких испытаний, слегла. Последними её словами были – найди дочку, береги невестку и внучат…

Первым моим  желанием было отомстить, но один в поле не воин, и потом как оставить невестку одну с двумя маленькими детьми? Она меня сдерживала от попыток взять оружие, а детки каждый день ждали меня, ведь я стал их единственным кормильцем…Время было очень трудное, работы не было, с продовольствием проблемы. Я решил поехать на заработки в Россию. На работу не принимали – говорили, что слишком стар, посмотрев на меня и дату рождения в паспорте,  не верили. И только в Питере я нашёл работу, вот так я оказался здесь.

Фарход долго молчал. — Теперь я понимаю, почему вы сказали, что вы не таджик, — прервал он тишину. — А дочь вы не нашли? – Нет, но верю, что она жива, узнал, что жила в приграничном районе и во время войны многие ушли в Афганистан, — ответил я.

… Ты был первым человеком, кому я рассказал свою историю жизни, мой доктор. Не знаю, но мне стало легче, я поделился с тобой этим грузом, носить который в сердце очень тяжело. Ты простодушно предложил мне быть его памирским отцом, а ведь ты правда был похож на моего младшего сына…

После выписки из больницы, он постоянно связывался со мной — отдал свой старый мобильник, пригласил на свою защиту. Как я был горд за своего Фархода! На защите известные профессора говорили о его прекрасной работе, публикациях в мировых научных журналах. Были отзывы из многих стран, говорили, что он хирург от Бога и у него золотые руки. Особенно мне понравилось, как руководитель подчеркнул, что он представитель народа, который подарил миру Авиценну!

Я поздравил Фархода, он был рад, что я пришёл. – Отец, мы с Вами скоро летим в Душанбе, — бросил он мне на лету, и добавил  — я приглашаю Вас на свадьбу, билеты на самолёт я уже взял.

Это было неожиданностью для меня, ведь столько лет я не мог себе позволить этого, деньги на билет были дорогие – легче было слетать в Нью-Йорк, жалел — на дорогу тратить такие деньги мне не позволительно и посылал всё внукам. — Какой же ты у меня хороший, благодаря тебе  увижу моих, – радостно подумал я.

ДУШАНБЕ  —   ГОРОД РАДОСТНЫХ ВСТРЕЧ

  Прилетели в Душанбе мы поздно ночью. Несмотря на это нас встречало много людей, но когда я увидел невестку с детьми!.. Внуки стали взрослыми. Это был сюрприз. Мама Фархода, радостно спросила меня – вы памирский папа моего сына? Я ответил – да, мы все таджики, мы одна семья. Счастливее меня никого на свете не было. Брат Фархода приехал утром за мной и показал город. Какой он стал красивый, я смотрел на новые здания и удивлялся. Главное, что теперь всё было спокойно, как-будто никогда не было войны. Я не мог не наслаждаться красотой и свежестью города, который покинул когда-то с такой тяжестью на душе.

Вечером мы пошли на ужин  к Фарходу – они жили теперь в только что отстроенном красивом доме, и познакомил со всеми своими родственниками, которые пришли на оши нахор – предсвадебный плов. Здесь меня ждал ещё один сюрприз. В центре Душанбе был построен Новый Центр исмаилитов, на открытие которого приехал сам принц Агахан. Мама Фархода дала мне приглашение на участие в открытии этого центра. Я был на седьмом небе от счастья.

На открытие я пришёл чуть ли не первым. Здание было очень красивым, я ходил по залам и наслаждался современной и в то же время традиционной архитектурой самого здания и залов. Народ постепенно заполнил центральный зал и вышел принц Агахан, для меня было это каким-то знамением  — я понял, что в жизни что-то произойдёт. Так и случилось.  На передние ряды рассаживались журналисты,гости, переводчики. Увидев её у меня защемило сердце. Это была моя  дочь, но очень молодая — я не верил своим глазам!  Когда мне сказали, что её зовут Некбахт, я уже не сомневался, ведь так звали мою мать!

Сколько было радости от встречи с Некбахт. Она рассказала свою историю, я свою, мы вместе плакали. Но ведь эта встреча была ниспослана нам небесами, стараниями тех, кто нас любил и кто хотел нам подарить радость, не жалел сил, старался унять нашу боль, легче переносить страдания.

Проповедь имама, как бальзам заживляла все мои душевные раны.

Дороги к Истине бывают разные, главное не сворачивать с этого пути.  Главное верить в добро, справедливость, гуманизм, главное верить в силу божественного начала и видеть Его частичку в своем сердце.  Люди бывают разными, по поступкам одного человека или группы людей нельзя оценивать целый народ или целую страну. Одной из основных причин конфликтов в странах – является  несплочённость народа, деление на своих и чужих, а главное местничество – всё это результат необразованности и малообразованности людей. Надо быть единым народом, чтобы вместе строить цивилизованное общество и стремиться к прогрессу. Надо уметь прощать… О, как прав Хайям:

 Когда б я властен был над этим небом злым,

Я б сокрушил его и заменил другим,

Чтоб не было преград стремленьям благородным

И человек мог жить, тоскою не томим…

Уезжая когда-то из Душанбе, я чувствовал себя потерянным и одиноким, теперь я приобрёл большую семью. Я стал памирским отцом Фарходу и его братьям, его армянскому другу Хачатуру, а главное – я нашёл свою кровиночку – внучку, которая тоже была рада, что нашла меня, своих двоюродных братьев и тётю, что у её детей есть дедушка! Она ведь думала, что была сиротой… Она мне повторила любимые слова своего мужа, ставшего ей самым близким в трудные годы испытаний: Душанбе – это город, где сбываются мечты. Какое мне чудо подарил Душанбе – город радостных встреч! Мы достроим наш дом и будем жить там одной большой семьей…

Теперь всё будет хорошо!

Гульсифат Шахиди