Официальный Душанбе должен определиться, чего он хочет

0

Российский политолог назвал главные проблемы таджикский властей — неопределённость и непоследовательность.

 Водно-энергетические вопросы с Узбекистаном, социально-экономические проблемы, соседний Афганистан и пребывание американцев там, трудовые мигранты и отношения с Россией — таковы основные задачи, которые стоят сейчас перед властями Таджикистана.

Генеральный директор Политологического центра «Север-Юг» Алексей Власов в эксклюзивном интервью газете «Вечёрка» в Екатеринбурге на IY Евразийском экономическом форуме молодёжи 16 мая сего года отметил, что Таджикистан всё же будет использовать российский «зонтик безопасности», так как переговоры по охране границ и по взаимодействию с Россией в рамках военного партнёрства идут очень сложно.

— Алексей, будет ли достигнут компромисс Таджикистана с Россией?

— Я думаю, что обе стороны – официальные Москва и Душанбе — пойдут на уступки, и соглашения будут достигнуты. Решится проблема таджикских мигрантов. На мой взгляд, этот вопрос представляет для Таджикистана огромную важность, потому что это тоже рабочая сила, которая не находит место работы у себя в стране. Велика вероятность, что для Таджикистана, так же как и для Кыргызстана, даже если он не войдёт в Таможенный Союз, какие-то особые условия пребывания мигрантов на территории России будут сохранены. Для Таджикистана канал социальных локализаций трудовых мигрантов в Россию — это очень важный фактор в сохранении стабильности. Пока у людей есть возможность уезжать в Россию, зарабатывать деньги, высылать их семьям, это тоже в определённом смысле фактор, стабилизирующий положение режима. И если бы, допустим, границы были бы перекрыты введением каких-то ограничителей, то для Рахмона это была бы очень серьёзная головная боль.

— Как вы думаете,  войдёт ли Таджикистан в Евразийский проект?

— Я думаю, что президент Таджикистана Эмомали Рахмон будет максимально оттягивать этот момент, потому что как и в Армении, так и в Кыргызстане и Таджикистане, элита будет играть на противоречиях между большими игроками. В данном случае, между Китаем, Россией, США и Ираном. Я считаю, что Таджикистан будет продвигать максимальные идеи развития экономических, социальных связей, добиваться поддержки России в отношении главного проекта Таджикистана  — Рогунской ГЭС.

Изменится ли ситуация после 2014 года, напрямую зависит от того, будет ли угрожать Талибан реальным границам постсоветского пространства. Но для Таджикистана главный вопрос в другом:  какова стратегия социально-экономического развития, то есть, что кроме Рогунской ГЭС, какие ещё возможности даёт экономика страны для её развития и модернизации. Как только Таджикистан, помимо Рогуна, определится, что он ещё хочет с точки зрения экономики, социального развития, я думаю, тогда будет гораздо проще определиться с перспективами для вашей замечательной страны хотя бы до 2020 года.

— Как вы думаете, насколько объективна информационная война вокруг таджикско-узбекских отношений?

— Она же идёт и с таджикской, и с узбекской стороны, в неё вовлекаются всё новые и новые ресурсы. Уже года две слежу за тем, как присылают на разные сайты статьи и из Ташкента, и из Душанбе, где эксперты, учёные обосновывают безопасность и эффективность Рогуна  или же, наоборот, страшный вред, который нанесёт этот проект для экологии и всего прочего в регионе. Это война, и она пока, слава Богу, идёт только в информационном пространстве. Но, конечно, правы те российские политики, эксперты, которые говорят, что это как раз тот повод, по которому надо всё-таки вести прямые переговоры. Тем более вовлечены в этот процесс и представители международного банка, и международных экологических и иных организаций. Количество отчётов о Рогуне уже прочитать невозможно. А ситуация не меняется просто потому, что Брюссель и представители Евросоюза однозначно не говорят ни «да», ни «нет», и это создаёт ситуацию подвешенного топора. То есть, иногда кажется, что внешние силы искусственно нагнетают страсти по водно-энергетическим вопросам между Ташкентом и Душанбе. Здесь нужно, чтобы разум преобладал и, может быть, при посредничестве России вернуться к нормальным переговорам и понять аргументы друг друга. Но пока этот психологический и информационный фон не способствует взаимному пониманию.

— Где то я читала, что нет таджикско-узбекской проблемы, есть Рахмон и Каримов и если бы не ни они, то всё было бы хорошо…   

— Это, отчасти, упрощение. Потому что у всех центрально-азиатских руководителей есть друг к другу претензии, я так думаю,  какие-то субъективные. Тот же Каримов с Назарбаевым нашли всё-таки общий язык, и я вижу, что отношения между Казахстаном и Узбекистаном существенно изменились в лучшую сторону. Я думаю, что и Рахмон с Каримовым могут найти общий язык, но здесь первый вопрос – политической воли, и второй – чтобы не подбрасывали искусственно дровишек публикациями западных СМИ. Трудно договариваться, когда вокруг тебя столько информационного негатива.

— Алексей, каковы ваши видения политической ситуации в Таджикистане? Как вы расцениваете предвыборную обстановку?

— Примерно расклад предсказуем. Власть будет настаивать на том, что за последнее время социально-экономические проблемы, несмотря на все сложности и издержки, решались успешно. Есть определённая стратегия: развитие экономики страны, успешно реализуется внешнеполитический курс. То есть, как обычно бывает на постсоветском пространстве, Таджикистан не исключение: политика была правильная, курс верный, ну, а те издержки, о которых все знают, это следствия или дестабилизации извне неких неназваных сил или же будет списано на нерадивых и  неэффективных чиновников. Оппозиционное поле тоже достаточно предсказуемо, по сути дела, контролировать власть с его стороны можно только как в партии пинг-понг, подавать лёгкие мячи, чтобы усиливать свои позиции. Но, а те, кто представляет спектр радикальной оппозиции,  я думаю,  у них недостаточно ни информационных, прежде всего, ресурсов, ни возможности на равных конкурировать, с точки зрения административного ресурса. Потому, как мне кажется, есть внутреннее напряжение, но это не означает, что выборы могут дать какой-то неожиданный результат. Я лично не вижу возможности для того, чтобы произошли форс-мажорные обстоятельства. Пока для этого, по крайней мере, внешних признаков нет.

— Называя общие оценки региона, вы сказали о неопределённости власти, как вы считаете, с чем она связана?

— Неопределённость, скорее всего, связана прежде всего с тем, что у того же Таджикистана не так много ресурсов, на которых можно было бы строить собственную политику. Поэтому неопределённость — это от желания диверсифицировать собственные возможности, расширить поле для манёвра, заигрывая и с Москвой, и с Пекином, в частности, и с Вашингтоном по линии решения афганской проблемы. А потому неопределённость — это скорее желание угодить всем и при этом не делать одномерного, однозначного выбора с тем, чтобы избежать слишком чрезмерно сильной привязки или к Москве или, наоборот, к Западу. Рахмону на протяжении многих лет удавалось вести такую линию. Сейчас, конечно, поле для манёвра несколько сузилось, но я не думаю, что Душанбе откажется от этой линии, она выигрышная, по крайней мере, пока. Другое дело, что в среднесрочной перспективе эта неопределённость может вызвать серьёзные проблемы.

— Алексей, вы также затронули вопрос об исламском факторе.  В нашем обществе сформировалось  два лагеря – «за» и «против». Что вы скажете по этому поводу?

— Таджикистан, единственная в Центральной Азии страна, где легально функционирует Партия Исламского возрождения, поэтому, казалось бы, здесь больше возможности маневрировать. Всё-таки в некоторых соседних странах исламский политический элемент публичности отсутствует, а здесь есть возможность вести диалог. Это своего рода гарантия того, что события гражданской войны начала 90-х годов больше не повторятся. Конечно, я внимательно слежу за таджикскими СМИ, и видно, что, особенно в регионах, активистов ПИВТ, как говорят у нас в России, достаточно жёстко прессуют. Поэтому, мне  кажется, что Рахмону важно удержать исламизацию в рамках публично-политического поля, не создавать себе оппозицию радикально- экстремистского плана, что более опасно. Для того чтобы этот процесс не сорвался, здесь нужны более сильные управленцы со стороны власти — политтехнологи. В Душанбе не хватает качественных управленцев, которые были бы способны решать эти вопросы не административными методами, не нажимом, а через какие-то политтехнологические приёмы.

— Что вы можете сказать о последних инсинуациях вокруг российско-таджикских отношений?

— Я думаю, что это в меньшей степени имеет прямое отношение к российско-таджикским вопросам, а в большей степени — к политике России в отношении Центральной Азии. Есть наши политики, которые говорят: «Ну, сколько можно, мы идём на уступки, то там даём кредиты, то там, мигрантов принимаем, а когда вопрос стоит о том, кто будет безопасность границы обеспечивать, ведь это тоже головная боль России, сразу торг начинается…».  Я бы сказал, что это просто противоречие двух тенденций в российско-таджикской внешней политике.

Россия от Таджикистана ждёт более последовательной линии. Иногда у меня складывается ощущение, что не во всём руководство Таджикистана придерживается внешней последовательности, и это создаёт психологический негативный фон. Пружина в Центральной Азии напряжена до предела, какой-то малейший, случайный повод может привести к необратимым последствиям.

Гульнора Амиршоева, Екатеринбург

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь